DB Дикторский текст литературного сценария фильма «Гибель империи. Византийский урок» с научными комментариями / Фильм / Византийский урок

Дикторский текст литературного сценария фильма «Гибель империи. Византийский урок» с научными комментариями

14 мая 2008 г.

Зимний русский пейзаж. Храм. Метель.

Ведущий. Здравствуйте. В 1453 году рухнула Византийская империя. Сейчас мы с вами посмотрим, как это происходило.

В порывы вьюги вплетается пение муэдзина.

Стамбул. Муэдзин продолжает молитву, усиленную через динамики. Шум базара, восточного города. Турецкая речь.

Ведущий. Этот город назывался когда-то Константинополем [1], и еще шесть веков назад был, без всякого преувеличения, столицей одной из величайших мировых цивилизаций – Византийской империи [2].

Правовое государство, которое так привычно для нас сегодня, сформированное на основе римского права, было создано именно здесь, в Византии, 1500 лет назад[3]. Юридическая система, являющаяся базовой основой для всех типов законов в большинстве современных государств, – это колоссальное творение византийской юриспруденции эпохи императора Юстиниана [4].

Система школьного и высшего образования [5] впервые в мире возникла в Византии, именно здесь в V веке появился первый университет.

В Византии была создана самая стабильная в истории человечества финансовая система, просуществовавшая практически в неизменном виде более 1000 лет. Современная дипломатия с ее базовыми принципами, правилами, этикетом создавалась и оттачивалась здесь, в Византии. Инженерное искусство и архитектура Византии не имели себе равных, да и сегодня шедевры византийских мастеров, такие как купол Святой Софии [6], поражают совершенством технического исполнения.

Ни одна другая империя [7] в истории человечества не прожила столь долго как Византия. Она просуществовала 1123 года [8].

Для сравнения: великий Рим рухнул через 800 лет, Османский султанат распался через 500 лет, китайская империя Цин – через 300, Российская империя просуществовала 200 лет, Британская – 150, Австро-Венгерская – около 100 лет[9].

На территории Византии в период расцвета проживала шестая часть населения земли. Империя простиралась от Гибралтара до Евфрата и Аравии. В нее входили территории современных Греции и Турции, Израиля и Египта, Болгарии, Сербии и Албании, Туниса, Алжира и Марокко, часть Италии, Испания и Португалия. В Византии было около 1000 городов – почти столько же, сколько в современной России[10].

Баснословные богатства, красота и изысканность столицы империи – Константинополя буквально потрясали европейские народы, находившиеся в период расцвета Византии в состоянии глубокого варварства [11].

Можно себе представить, да и история говорит нам о том же, что грубые и невежественные скандинавы, германцы, франки, англосаксы, для которых основным способом существования был в те времена примитивный разбой, попадая из какого-нибудь Парижа или Лондона с населением в десятки тысяч человек в миллионный мегаполис, в город просвещенных горожан, ученых, блистательно одетой молодежи, толпящейся у императорского университета, только и мечтали об одном: захватить и ограбить, ограбить и захватить[12].

Кстати, когда это им впервые удалось и войска европейцев, которые называли себя крестоносцами, в 1204 году вместо того, чтобы освобождать Святую Землю, вероломно ворвались в Константинополь и захватили этот самый прекрасный в мире город, они нескончаемым потоком 50 лет вывозили сокровища Византии. Только драгоценной монеты было вывезено сотни тонн, и это притом, что годовой бюджет самых богатых стран Европы составлял тогда не более 2 тонн золота[13].

Венеция. Собор святого Марка. Все колонны, мрамор, драгоценное внутреннее убранство были похищены именно тогда. Кстати, вот те самые кони имперской квадриги, украденные крестоносцами из Константинополя.

Были вывезены бесценные святыни и произведения искусства, но еще больше варвары из Брюсселя, Лондона, Нюрнберга, Парижа попросту уничтожили – переплавили на монету или выбросили как хлам. И по сей день музеи Европы ломятся от награбленных византийских сокровищ. Но будем учитывать, что уцелевшее – это лишь самая небольшая часть[14].

Именно несметными богатствами Константинополя был выкормлен монстр ростовщической банковской системы современного мира. Этот небольшой теперь город в Италии – Венеция – был Нью-Йорком XIII века. Здесь тогда вершились финансовые судьбы народов. Поначалу большая часть награбленного спешно свозилась морским путем в Венецию и Ломбардию (тогда отсюда и пошло слово «ломбард»). Как грибы после дождя стали появляться первые европейские банки. Менее пронырливые, чем тогдашние венецианцы, – немцы, голландцы и англичане подключились чуть позже; ими на хлынувшие в Европу византийские деньги и сокровища начал создаваться тот самый знаменитый капитализм с его неуемной жаждой наживы, которая, по сути, является генетическим продолжением азарта военного грабежа. В результате спекуляции константинопольскими реликвиями образовались первые крупные еврейские капиталы [15].

Невиданный поток свободных денег вызвал бурный рост западноевропейских городов, стал решающим толчком развития ремесел, наук, искусств. Запад варварский стал Западом цивилизованным лишь после того, как захватил, разграбил, разрушил и поглотил в себя Византийскую империю[16].

Наши предки тоже, признаться, не отличавшиеся в то время изысканным воспитанием, неоднократно поддавались варварскому соблазну поживиться за счет несметных богатств Царьграда. Но к чести их, да и к нашему счастью, жажда воинской наживы не затмила для них главное: русские поняли, в чем заключается самое великое сокровище Византии! Это было не золото, не драгоценные камни, даже не искусство и науки. Главным сокровищем Византии был Бог. И, объехав все известные в то время страны мира, послы князя Владимира именно здесь поняли, что существует реальное общение Бога и человека, что для нас возможна живая связь с иным миром. «Не знаем, где находились мы, на небе или на земле», – говорили наши потрясенные предки о своем присутствии на Божественной литургии в главном храме империи, соборе Святой Софии. Они поняли, какое богатство можно получить в Византии. И на это сокровище наши великие предки создали не банки, не капитал и даже не музеи и ломбарды. Они создали Русь, Россию, духовную преемницу Византии.

Так почему же стало возможным, что эта величайшая в мировой истории и необычайно жизнеспособное государство с какого-то момента стремительно стало утрачивать жизненные силы? Самое интересное, что проблемы, с которыми столкнулась Византия в период своего упадка – внешняя агрессия, природные стихии, экономический и политический кризисы – были совсем не новые для этого более чем тысячелетнего государства с испытанным механизмом выхода из самых опасных ситуаций. Подобные испытания страна не раз успешно преодолевала.

Да, было множество завистливых врагов и на востоке и на западе, были землетрясения, была чума, но не они победили Византию. Все проблемы были бы преодолены, если бы византийцы смогли победить самих себя.

Сегодня мы будем говорить именно о том внутреннем враге, который появился в духовных недрах византийского общества и сокрушил дух великого народа, сделав его беззащитной жертвой тех вызовов истории, на которые Византия уже не смогла ответить.

Сегодня мы привыкли считать основой благосостояния общества его экономику. Хотя слово «экономика» да и сама экономическая наука византийского происхождения, сами византийцы никогда не уделяли ей первостепенного внимания. За свою историю византийская финансово-экономческая система пережила несколько тяжелых кризисов, но эффективное производство и сельское хозяйство в целом позволяли выправлять ситуацию. Достаточно сказать, что в течение тысячи лет вся международная торговля была основана на золотой византийской монете.

Проблемой, которую Византия не смогла решить и которая, в конце концов, погубила ее экономику, стала утрата государственного контроля над финансами, грандиозный неконтролируемый процесс оттока капитала на Запад в развивающуюся Европу. Государство выпустило из своих рук рычаги контроля над торговлей и промышленностью и, в конце концов, отдало свои основные торговые и экономические ресурсы иностранным предпринимателям.

Произошло это так. Одним из главных финансовых ресурсов страны была не нефть, как сейчас, и не газ, а таможенные поступления от грандиозной международной торговли на Босфоре и Дарданеллах. Византийцы, которые ранее всегда принципиально полагались только на свои силы в управлении страной и в хозяйственных вопросах, вдруг стали бурно обсуждать, а потом и решили, что международную торговлю разумнее предоставить зарубежным «друзьям», более предприимчивым и готовым взять на себя все расходы по созданию сложных транспортных потоков, вооруженной охране торговых путей, строительству новых портов, интенсификации и развитию коммерческой деятельности. Были призваны западные специалисты из Венеции и Генуи, за несколько столетий выросшие на византийской торговле, и им была разрешена беспошлинная торговля и поручена охрана морских коммуникаций на территории империи.

Запад всеми правдами и неправдами стал вовлекать Византию в зарождающийся тогда прообраз всеевропейской торговой организации и, воспользовавшись одним из сложных периодов в жизни империи, добился своего: император Алексий Комнин на самых невыгодных для страны условиях подписал международный торговый договор, названный «Золотая булла» [17]. На поверку этот договор оказался кабальным и выгодным только Западу.

До поры до времени все были довольны: оживилась торговля, в городских лавках и магазинах появилось невиданное прежде изобилие европейских и азиатских товаров… Но все это не далось даром: за считанные десятилетия отечественное производство и сельское хозяйство деградировали стремительными темпами[18].

Разорились или попали в зависимость от иностранцев все византийские предприниматели. Когда всерьез спохватились, оказалось уже поздно. Был аннулирован договор «Золотая булла», и император Андроник попытался вернуть стране текущие потоками за границу доходы. Он конфисковал все до одного иностранные коммерческие предприятия, высасывающие последние ресурсы из экономики государства. Это не прошло даром ни ему, ни империи. Его зверски убили, а Венецианская республика, ставшая к тому времени крупнейшей финансовой олигархией, наняла целый крестовый поход и вместо Святой Земли направила его на грабеж Константинополя. Византийцы, которые до этого воспринимали крестоносцев, в общем-то, как братьев по вере и военных союзников, были настолько не подготовлены к такому коварнейшему удару, что не организовали должного сопротивления. В 1204 году французский, германский и итальянский контингенты западных союзников осадили Константинополь и захватили его. Город был безжалостно разграблен и сожжен[19].

При этом венецианцы – оплот тогдашнего свободного предпринимательства – объявили на весь западный мир, что восстанавливают попранную законность, права свободного международного рынка, а главное – борются с режимом, отрицающим общеевропейские ценности. Именно с этого момента на Западе стал создаваться образ Византии как еретической «империи зла».

В дальнейшем этот образ всегда, когда требовалось, извлекался из идеологических арсеналов. Хотя через 50 лет Константинополь был освобожден от крестоносцев, Византия больше никогда не смогла оправиться от этого удара. А иностранные торговцы навсегда остались полными хозяевами и в экономике, и на византийском рынке.

Другой неразрешенной проблемой Византии стала коррупция и олигархия. Борьба с ними велась постоянно и долгое время была эффективна. Зарвавшихся чиновников и финансовых махинаторов подвергали наказаниям и ссылкам, их имущество полностью конфисковывалось в казну. Но, в конце концов, у власти не хватило решимости и сил последовательно пресекать это зло. Олигархи обзавелись целыми армиями под видом слуг и подразделений охраны и ввергли государство в пучину гражданских войн.

Откуда в Византии вообще взялась олигархия и почему она стала неуправляема?[20]

Византия всегда была жестко централизованным бюрократическим государством, и это было отнюдь не ее слабостью, а напротив, ее исторической силой. Любые попытки срастания власти и частных интересов всегда пресекались здесь жестко и решительно. Но в один из моментов, в период политических и административных реформ, возник соблазн заменить старую и кажущуюся неповоротливой бюрократическую машину на более эффективную и гибкую, в которой роль государства была бы ограничена и сведена к надзору над формальной законностью. Короче говоря, государство ради благих целей, фактически добровольно, отказалось от части своих стратегических монопольных функций и передала их в руки некого узкого круга семейств.

Эта вскормленная государством новая аристократия недолго находилась под контролем бюрократического аппарата, как это задумывалось. Противостояние шло с переменным успехом и кончилось тяжелейшим политическим кризисом, выбраться из которого пришлось ценой необратимых уступок иностранцам. Что за этим последовало, мы уже знаем. Олигархическое же разложение государства продолжалось до самого завоевания турками Константинополя.

Кстати, во время этой последней турецкой осады олигархи не только не дали ни монеты на оборону города, но и расхитили те скудные средства, которые еще оставались в казне. Захватив Константинополь, молодой султан Мехмед, потрясенный богатствами некоторых горожан и в то же время полным отсутствием средств у защитников города, призвал к себе самых богатых граждан и задал им простой вопрос: почему они не дали деньги на защиту города от неприятеля? «Мы берегли эти средства для твоего султанского величества», – льстиво ответили те. Мехмед тут же приказал предать их всех самой жестокой казни: им отрубили головы, а тела бросили собакам. Те же из олигархов, которые бежали на Запад, надеясь там укрыть свои капиталы, были нещадно обобраны западными друзьями и закончили жизнь в нищете.

Огромной проблемой Византийского государства в период упадка стала частая смена направлений политики, то, что называется отсутствием стабильности и преемственности государственной власти. Со сменой императора нередко кардинально менялась направление жизни империи. Это крайне ослабляло всю страну и жестоко выматывало народ.

Политическая стабильность – одно из главных условий сильного государства. Это был завет великих императоров Византии. Но этим заветом пренебрегли. Был период, когда императоры менялись в среднем каждые четыре года [21]. Можно ли было говорить в таких условиях о каком-то подъеме страны, реализации по-настоящему масштабных государственных проектов, требовавших многолетней последовательной работы?

Конечно же, в Византии были и очень сильные императоры. Таким был, например, Василий II [22], кстати, крестный отец нашего святого князя Владимира [23]. Он принял управление империей после тяжелейшего кризиса: страна фактически была приватизирована олигархией. Василий II в первую очередь жестко выстроил вертикаль власти, разгромил сепаратистское движение на окраинах, подавил мятежных губернаторов и олигархов, собиравшихся расчленить империю. Затем он провел «чистку» в правительстве, конфисковал в казну огромные наворованные суммы.

Твердые меры Василия II позволили ему довести доходы казны до небывало высоких сумм: годовой доход империи составлял при нем 90 тонн золота. Для сравнения, Россия вышла на такие масштабы государственного бюджета только к началу XIX века.

Василий значительно ослабил могущественных тогда региональных олигархов-магнатов. Влияние и богатство этих местных владетелей были порой несравненно большими, чем влияние официального правителя. Так однажды во время военного похода малоазийский магнат Евстафий Малеин [24] демонстративно пригласил в свое имение на отдых все войско императора Василия во главе с ним самим и легко содержал эту огромную армию, пока они не отдохнули и не собрались с силами. Этот олигарх серьезно надеялся влиять на судьбы государства: он начал интригу и выдвинул своего марионеточного кандидата на высшую власть. Но поплатился: у него конфисковали все его огромное имущество, а самого отправили в одну из самых отдаленных тюрем империи.

Другой мятежный магнат Варда Склир, когда его мятеж был подавлен, в доверительной беседе сам посоветовал императору Василию II изнурять магнатов налогами, различными поручениями, а главное – государственной службой, чтобы у них не оставалось времени излишне богатеть и усиливаться[25].

Восстановив вертикаль власти в стране, Василий оставил своему приемнику своего рода «стабилизационный фонд», такой огромный, что, по словам историка Михаила Пселла, для него пришлось вырыть новые лабиринты подземных казнохранилищ[26]. Этот государственный резерв предназначался в первую очередь на проведение военной реформы и организацию боеспособной профессиональной армии. Но наследники Василия все эти накопления бездарно проели и растратили.

Вообще с преемниками в Византии была беда!.. Хотя уж кто-кто, а византийцы были лучшими в мире специалистами по преемникам. У них отсутствовал принцип наследования трона. Желая обеспечить передачу власти достойному наследнику, императоры обычно избирали одного или двух преемников и активно привлекали их к государственным делам. Поручали высокие и ответственные должности в правительстве и приглядывались к ним. Была даже система, когда в стране был и император и так называемые младшие императоры – преемники. Все это было очень разумно, но как ни оттачивали эту систему, в конце концов стало ясно – с преемником все просто: или повезет или нет.

Василию II не повезло. Занятый государственными делами, он так и не успел подготовить себе достойного преемника и, в конце концов, на престол вступил его родной брат Константин VIII. Новый император, почувствовав себя могущественным, свободным и несметно богатым, предался не делам, а восторженным мечтам о делах и грезам о славе, которая должна была затмить славу брата. Результат оказался плачевным: под эгидой порфироносного мечтателя циничная правящая элита быстро утратила внушенные ей Василием II послушание и дисциплину и с новой силой погрузилась в борьбу за власть.

Хотя олигархи быстро добились своего, это не далось им даром: если Василий II карал непокорных конфискацией или, в крайнем случае, обычным в средние века ослеплением, то его преемник, истеричный Константин, в порывах гнева оскопил половину тогдашней византийской чиновничьей элиты. К тому же экстравагантностью своих поступков он затмил даже одного из беспутных императоров времен упадка страны по прозвищу Пьяница и подобно ему в невменяемом виде потешал чернь на городском ипподроме, раза в три большем, чем вот этот римский Колизей.

Следующий преемник тоже не оправдал надежд. Вертикаль центральной власти стала рушиться. Итог нового противостояния кланов и элит, постоянных переделов собственности оказался закономерно плачевен: уже через 50 лет империя очутилась на краю гибели.

К слову, огромный стабилизационный фонд в руках неталантливых правителей тоже принес не благо, а беду: без труда доставшиеся деньги вдруг стали работать против государства. Они развратили, разложили общество. Византийский историк Михаил Пселл с горечью говорит, что именно от неразумного использования, а больше от разворовывания денег, накопленных Василием, «заболела» империя: «начало вздуваться тело государства, одних поданных раскормили деньгами, других по горло набили чинами и сделали их жизнь нездоровой, пагубной»[27].

Итак, вопрос о преемстве власти оказался для империи вопросом жизни и смерти: будет сохранено преемство и стабильность развития – у страны будет будущее. Нет – ее ждет крах. Но народ зачастую этого не понимал и время от времени требовал новых и новых перемен. На подобных настроениях играли разного рода авантюристы и беглые олигархи. Обычно они укрывались за границей и оттуда поддерживали интриги с целью свержения неугодного им императора, обеспечению власти своего ставленника и новых переделов собственности. Так в Риме в XV веке сидел бежавший из Византии и получивший политическое убежище некий Виссарион – средней руки ученый, беспринципный политик и гениальный интриган, который из Рима координировал всю оппозицию в Константинополе и причинил немало головной боли правительству, а к тому же еще и стал католическим кардиналом[28]. Он купил себе дом в Риме. А после его смерти западные покровители даже назвали в его честь небольшую улицу на окраине города.

Тяжелейшей и неизлечимой болезнью страны стала проблема, которая ранее никогда не стояла в Византии: в империи появился национальный вопрос [29].

Дело в том, что национальной проблемы в Византии, действительно, многие столетия не существовало. Будучи историческими законными потомками уничтоженного к V веку варварами древнего Рима жители Византии называли себя римлянами, ромеями. В огромном государстве вместо разделения на множество национальностей было единое вероисповедание – Православие. Византийцы буквально исполняли христианское учение о новом человечестве, живущем в Божественном духе, где «нет ни эллина, ни иудея, ни скифа», как писал апостол Павел. И это надежно предохраняло страну от всесокрушающих бурь национальной розни.

Достаточно было любому язычнику или иноверному принять православную веру и подтвердить свою веру делами, и он становился абсолютно полноправным членом общества. На византийском престоле, например, императоров-армян было почти столько же, сколько и греков, были люди с сирийскими, арабскими, славянскими, германскими корнями. Высшими государственными чиновниками становились без ограничения представители всех народов империи – основной упор делался на их деловые качества и приверженность православной вере. Все это обеспечивало ни с чем не сравнимое культурное богатство византийской цивилизации.

Чужими для византийцев были лишь люди другой, неправославной морали, другого, чуждого их древней культуре мироощущения. Например, грубые, невежественные, неистово алчные западноевропейцы того времени были для ромеев варварами. Император Константин Багрянородный [30] так наставлял своего сына, который выбирал себе невесту: «Поскольку каждый народ имеет различные обычаи, разные законы и установления, он должен союзы для смешения жизней заключать и творить внутри одного и того же народа».

Чтобы верно понять мысль императора, надо помнить, что его прадедом был скандинав по имени Ингер, дедом – сын армянина и славянки из Македонии, женой – дочь армянина и гречанки, а невесткой – дочь итальянского короля. Его родная внучка Анна стала женой русского князя Владимира Святого сразу же после того, как тот принял крещение.

Идею нации, а затем и национального превозношения, византийцы, а точнее византийские греки, которые без сомнения были государствообразующим народом в Византии, позаимствовали у европейцев, которые сами жили в небольших национальных государствах, построенных на этническом принципе. Например, Франция, немецкие государства, итальянские республики… Национальное устройство было правильно и хорошо для них, но все дело было в том, что Византия была не этническим государством, а многонациональной империей – и в этом заключалось принципиальное отличие. 100 лет византийские греки боролись с этим искушением и не давали себя сломить. «Мы все ромеи – православные граждане Нового Рима», – заявляли они.

Надо заметить, что происходили все эти процессы в самом начале эпохи, названной историками Возрождением – всемирным воссозданием именно национальной, эллинско-греческой, языческой идеи. Тяжело было грекам не соблазниться этим западноевропейским Ренессансом, не впасть в искушение перед восторгом и пиететом европейцев, млевших от культуры их великих предков.

Первой поддалась тогдашняя интеллигенция: просвещенные византийцы начали ощущать себя греками. Пошли националистические движения, отказ от христианских традиций и, наконец, при императорах Палеологах имперская идея уступила место узко-этническому греческому национализму. Но предательство имперской идеи не прошло даром: националистическая лихорадка разодрала империю, и она быстро была поглощена соседней исламской державой.

Апологет эллинистического национализма ученый либерал Плифон [31] так надменно писал императору Мануилу II: «Мы, которыми вы повелеваете и управляете, – греки по происхождению, как об этом свидетельствуют язык и унаследованное нами образование!» Такие слова были немыслимы еще за 100 лет до этого. Но Плифон написал их накануне падения Константинополя, в котором жили уже не ромеи, а греки, армяне, славяне, арабы и итальянцы, враждующие друг с другом.

К слову, надменность греков привела к тому, что славян в империи стали дискредитировать. Этим Византия оттолкнула от себя болгар и сербов, которые реально могли помочь в борьбе с турками. Кончилось все тем, что народы некогда единой Византии принялись враждовать друг с другом.

Запад не преминул воспользоваться новой смутой: сербов и болгар стали старательно убеждать, что греки столетиями угнетают их национальную самобытность. Были спровоцированы несколько настоящих революций, и, наконец, при помощи экономических и военных рычагов Запад настоял на отделении сербов и болгар от Византии и присоединении их к объединенной латинской Европе. Те полезли: «Мы тоже европейцы!» – вдруг осознали они. Запад наобещал им материальную и военную помощь, но, конечно же, обманул и цинично бросил их перед собой на пути турецких орд. Преданные Западом балканские народы на долгие столетия оказались под жесточайшим турецким игом. А Византия уже ничем не могла помочь. Национальное превозношение сыграло самую скверную роль для империи[32].

Большой проблемой стала постепенная утрата реального контроля над отдаленными областями и провинциями. Особенно остро чувствовалось противоречие между провинциями и сытой, богатой столицей – Константинополем, который во многом жил за счет нищих окраин. В начале XIII века византийский писатель Михаил Хониат с горьким упреком писал, обращаясь к жителям столицы: «Разве не вливаются реки всех богатств в столицу, как в единое море? Но вы не желаете выглянуть из-за своих стен и ворот, не хотите посмотреть на окружающие вас города, ждущие от вас справедливости; вы посылаете в них одного за другим налоговых чиновников, с их зубами звериными, чтобы пожирать последние останки. Сами же вы остаетесь у себя, предаваясь покою и извлекая богатства».

Даже столичный градоначальник – эпарх Константинополя [33] – обладал совершенно особым статусом в стране, и современники иногда уподобляли его власть власти царской, «только без порфиры», как говорили они. Один из таких эпархов однажды столь бурно увлекся строительством многоэтажных домов в столице, что останавливать его пришлось специальным императорским указом о запрете строительства в столице зданий больше 10 этажей.

Вся политическая, культурная и общественная жизнь, по сути, проходила в Константинополе. Правительство не хотело замечать, что создается серьезнейший дисбаланс и забытая столицей провинция все больше нищает. Постепенно в ней острее стали проявляться центробежные тенденции.

Губернаторы отдаленных территорий тоже зачастую вели свою лукавую игру. Собиравшиеся в провинции налоги бессовестно разворовывались. И пол беды, если уворованные деньги шли на личное обогащение губернаторов и их приспешников. Хуже, когда на государственные же средства создавались настоящие воинские формирования под видом отрядов для охраны правопорядка. И порой эти войска были более боеспособны, чем регулярная армия.

Когда государство слабело – провинции отделялись. Государство почти беспомощно смотрело на этот процесс. Но мятежные губернаторы, освободившись от власти центра, недолго оставались в плену своих радужных надежд. Вместе с несчастным населением их областей они почти мгновенно попадали под жестокую власть иноверных. При этом население истреблялось или попадало в рабство и самостийные территории заселялись турками и персами.

Демографическая проблема была одной из самых острых в Византии. Империю постепенно заселяли чуждые народы, уверенно вытесняя коренное православное население. На глазах происходила смена этнического состава страны. В чем-то это был неизбежный процесс: рождаемость в Византии становилось все более низкой. Но и это было не самое страшное. Такое временами случалось и раньше. Катастрофа была в том, что народы, которые теперь вливались в империю, больше не становились ромеями, а навсегда оставались чужими, агрессивными, враждебными. Теперь пришельцы относились к Византии не как к своей новой родине, а лишь как к потенциальной добыче, которая рано или поздно должна перейти в их руки.

Происходило это еще и потому, что империя отказалась заниматься воспитанием народа в угоду появившимся в начале эпохи Возрождения демагогическим веяниям о государственной идеологии как о насилии над личностью. Но свято место пусто не бывает. Добровольно отказавшись от своей тысячелетней идеологической функции воспитания народа, византийцы допустили влияние на души и умы своих граждан не столько независимой и вольной мысли, сколько целенаправленной агрессии, нацеленной на разрушение основных устоев государства и общества.

А ведь у них был потрясающий, ни с чем не сравнимый опыт! Лучшие правители империи умело использовали свое великое наследство: богатейший опыт управления и подчинения. В результате жестокие варвары, приобщенные к великой христианской культуре, оказывались самыми надежными союзниками, получали громкие титулы, обширные поместья, входили в число высших сановников государства и сражались за интересы империи на самых отдаленных рубежах.

Что же касается демографических вопросов и извечной головной боли всякой империи – сепаратизма окраин, то лучшие византийские императоры оставили своим наследникам проверенные способы имперского решения этих задач. Например, создание условий для массового переселения жителей из центральных областей в отдаленные провинции. Это сразу давало настоящий взрыв рождаемости и уже во втором поколении необычайную жизнеспособность переселенцев на новом месте.

Но весь этот опыт был жестоко осмеян, этим великим опытом преступно пренебрегли в угоду чужому мнению и, наконец, безвозвратно потеряли!

Но что же это было за мнение? Чьим взглядам вдруг стали так дорожить византийцы? Что могло так повлиять на их умы, что они одну за другой стали совершать столь самоубийственные ошибки?

В это трудно поверить, но столь громадный пиетет и зависимость у византийцев постепенно сложилась по отношению к тому самому варварскому некогда Западу, который завистливо и алчно столетиями взирал на богатства Византии, а потом холодно и системно наживался на ее постепенном разрушении.

Византия была особым государством, которое отличалось и от Запада и от Востока. Все признавали этот факт. Но одни восхищались им, другие эту самобытность ненавидели, третьи ею тяготились. Как бы то ни было, но отличие Византии от остального мира было объективной реальностью. Начать с того, что Византия была единственной в мире страной, простиравшейся на огромном пространстве между Европой и Азией. Уже эта география во многом определяла ее уникальность. Очень важно, что Византия по природе своей была многонациональной имперской державой, в которой народ ощущал государство как одно из своих высших личных ценностей. Это было совершенно непостижимо для западного мира, где в священный принцип были уже тогда возведены индивидуализм и частный произвол.

Смыслом существования и душой Византии было Православие – ничем не поврежденное исповедание христианства, в котором тысячелетие принципиально не изменяли никаких догматов. Такого демонстративного консерватизма Запад просто не выносил, называл его нединамичным, тупым, ограниченным и, в конце концов, с угрюмым фанатизмом стал требовать, чтобы Византия модернизировала всю свою жизнь по западному образцу – в первую очередь религиозную, духовную сферу, затем интеллектуальную и материальную. По поводу уникальности и своеобразия Византии Запад, несмотря на свою порой поразительную и страстную любовь к этой цивилизации, вынес свой приговор: все это должно быть уничтожено. Если потребуется, то вместе с Византией и с ее духовными наследниками.

Неплохой орга́н. Тоже изобретен и создан в Византии. В IX веке его завезли в Западную Европу, и с тех пор, как видите, он здесь прижился[34].

Но, конечно же, нелепо говорить, что Запад был виновен в неудачах и падении Византии. Запад лишь преследовал свои интересы, что вполне естественно. Исторические поражения Византии происходили тогда, когда сами византийцы изменяли основным принципам, на которых держалась их империя. Эти великие принципы были просты и с детства известны каждому византийцу: верность Богу, Его вечным законам, хранящимся в Православной Церкви, и безбоязненная опора на свои внутренние традиции и силы.

Столетиями византийские императоры, мудрые и недалекие, успешные правители и бездарные полководцы, святые на троне и кровавые тираны, когда перед ними вставала неизбежная необходимость судьбоносного выбора, знали, что следование этим двум правилам является залогом жизнеспособности их империи.

В Священном Писании, которое с детства было знакомо каждому византийцу, об этом сказано совершенно определенно: «Во свидетели пред вами призываю сегодня небо и землю: жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое»[35].

В Византии с конца XIII века образовались две партии. Одна призывала опираться в первую очередь на свои внутренние силы, безусловно верить в них, развивать колоссальный потенциал своей страны. Западноевропейский опыт они были готовы воспринимать избирательно, после серьезной проверки временем и лишь в тех случаях, когда перемены не будут касаться фундаментальных основ веры и государственной политики. Другая партия – прозападная, представители которой, указывая на несомненный факт того, что Европа развивается все более успешно, стали громче и громче заявлять, что Византия исторически исчерпала себя как политическое, культурное и религиозное явление, и требовали коренной перестройки всех институтов государства по образцу западноевропейских стран.

Представители прозападной партии тайно, а чаще и открыто поддерживаемые европейскими правительствами, одержали безусловную победу над имперскими традиционалистами. Под их руководством в стране был осуществлен ряд важнейших реформ, включая экономическую, военную, политическую и, наконец, идеологическую и религиозную. Все эти реформы завершились полным крахом и привели к таким духовным и материальным разрушениям в империи, что она осталась совершено беззащитной перед напором войск своего восточного соседа – Османского султаната.

В первую очередь западная партия начала пересмотр отечественной истории, культуры и веры своей страны. Но вместо здоровой критики они предложили обществу пагубное самоуничижение. Все западное превозносилось, свое презиралось. Византийская история искажалась, вера и традиции осмеивались, армия подвергалась унижению. Из Византии стали создавать некоего всемирного монстра.

Богатая византийская молодежь теперь уже не училась в своей стране, а уезжала учиться за границу. Лучшие умы византийской науки эмигрировали на Запад: государство перестало уделять им должное внимание. Император Феодор II предрекал: «Отринутая наука станет врагом нашим и ополчится на нас. Она либо отдаст нас на погибель, либо сделает варварами. Пишу это охваченный мрачной тоской». Предчувствия императора не обманули его. Во время последней роковой осады Константинополя выдающийся ученый литейщик, венгр Урбан, предложил императору создать большие артиллерийские орудия, которые могли бы разметать турецкое войско. Но казна была пуста, а константинопольские богачи денег не дали. Не получив платы, оскорбленный Урбан предложил свои услуги султану Мехмету. Султан ухватился за этот шанс, который давал ему возможность разрушить непреступные стены города. Он открыл неограниченное финансирование проекта и в конце концов пушки Урбана, лучшего ученика византийской школы баллистики, решили судьбу империи.

Задолго до этого по западному образцу была поведена военная реформа [36].

В Византии столетиями существовала проверенная, хотя и не всегда эффективная система так называемого стратиотского ополчения – национальной регулярной армии с рекрутским набором юношей с 18 лет. Со временем в византийской армии назрели серьезные перемены. Для войска нового типа требовались значительные капиталовложения.

Тот самый стабилизационный фонд Василия II был предназначен именно для создания эффективной армии. Фонд, как мы помним, промотали, а армию решили кардинально изменить, построив ее по образцу профессиональной западной. В то время умы византийцев были пленены образом западных рыцарей, закованных в латы и доспехи – последние достижения тогдашней оборонной промышленности. «Мои византийцы – как глиняные горшки, – презрительно говорил о византийских военных один из императоров, – а западные рыцари – как “металлические котлы”». Короче говоря, в результате реформы свою регулярную армию разрушили, профессиональную так и не создали.

В конце концов был взят курс на блок с Западом в рамках нового военно-политического союза, а на деле это выразилось в том, что в самые критические военные периоды пришлось прибегать к профессиональной армии, но не своей, а наемной… А что такое наемная армия, какова ее верность и боеспособность византийцы сполна узнали на своем очень горьком опыте[37].

Выгоды, полученные византийцами от этой сдачи идеологических позиций, оказались мизерными. Расчеты западнической партии не только не оправдались – они рухнули. Союз с Римом не продлился долго. Папа-грекофил, который из лучших побуждений втянул Византию в унию, вскоре после этого скончался, а его преемник, новый понтифик, оказался совсем другим, чем его предшественник: интересы латинского Запада были для него превыше всего. Он требовал, чтобы Византия полностью изменилась, перестроилась по образу и подобию Запада. Когда ожидаемых Западом изменений не произошло, папа отлучил своего новоиспеченного духовного сына императора Михаила Палеолога от Церкви и призвал Европу к новому крестовому походу на Византию. Обращенные в униатство православные были объявлены плохими католиками. Византийцы должны были зарубить на носу, что Западу нужно только полное и безусловное религиозное и политическое подчинение. Непогрешимым для византийцев должен был стать не только папа, но сам Запад.

Другой страшнейшей потерей от предательства веры стало утрата доверия народа к власти. Византийцы были потрясены предательством их высшей ценности – Православия. Они увидели, что и с главным в жизни – истинами веры – оказывается можно играть. Смысл существования византийцев был потерян. Это было последнее и главное, что разрушило страну. И хотя далеко не все приняли унию, но дух народа был сломлен. На место прежней жажды жизни и энергичной решимости к действию пришла ужасающая общенародная апатия и усталость. Народ перестал хотеть жить.

Этот ужас порой случается в истории с отдельными народами и целыми цивилизациями. Так вымерли античные эллины, среди которых в первые века нашей эры начался необъяснимый демографический кризис. Люди не хотели жить, не хотели продолжать свой род. Редкие семьи, если и создавались, часто не имели детей. Рождавшиеся дети умирали от отсутствия родительской заботы. Аборты стали повсеместным явлением. Царило засилье самых мрачных оккультных и гностических систем, характеризующихся ненавистью к жизни. Самоубийства стали одной из основных причин смертности населения. Это сознательное вымирание народа получило в науке название «эндогенный психоз II–III веков» – массовой патологии психики и утраты смысла дальнейшего существования.

Примерно то же самое началось в Византии после заключения унии[38].

Кризис государственной идеологии привел к тотальному пессимизму. В обществе царили духовно-нравственный упадок, неверие, увлечение астрологией и самые дикие суеверия. Алкоголизм стал настоящим бичом для мужского населения. Появился болезненный интерес к давно забытым мистериям древних греков. Увлеченная неоязычеством интеллигенция сознательно и цинично разрушала в народе основы христианской веры.

Начались процессы депопуляции и кризиса семьи. Из 150 известных нам византийских интеллектуалов на рубеже XIV и XV веков только 25 создали семью[39].

Это лишь немногое, к чему привело Византию решение элиты пожертвовать высшими идеалами ради практических выгод. Рушилась душа: в великом народе, давшем миру грандиозные образцы полета духа, теперь повсеместно царил сплошной цинизм и склоки. Русский паломник в начале XIV века писал: «Греки – это те, у которых нет любви».

Лучшие умы Византии с печалью взирали на постепенную смерть империи, но их голоса уже никто не слушал. Видный государственный деятель Феодор Метохит, не видя никакого средства спасения для Византии, оплакивал прежнее величие «ромеев» и их «погибшее счастье». Он оплакивал империю «терзаемую болезнями, легко страдающую от всякого покушения соседей и являющуюся беспомощной жертвой судьбы и случайностей».

Новая уния, в какой-то уже совсем безумной надежде на помощь Запада подписанная во Флоренции, ничего не изменила. А для самих византийцев это был новый моральный удар огромной силы. Теперь не только христолюбивый царь, но и патриарх разделяли веру латинян[40].

Но, несмотря на предательство отдельных иерархов, Православная Церковь устояла. «Все были против унии»[41], – сообщает нам византийский историк.

«О жалкие ромеи! – пророчески писал из своего затвора монах Геннадий Схоларий, после подписания Флорентийской унии и за 14 лет до падения Константинополя. – Зачем вы сбились с праведного пути: удалились от надежды на Бога и стали надеяться на силу франков? Вместе с городом, в котором скоро все будет разрушено, отступили вы и от благочестия вашего! Милостив буди мне, Господи! Свидетельствую пред лицом Божиим, что неповинен я в этом. Обратитесь, несчастные граждане, задумайтесь, что вы делаете?! Вместе с пленом, который скоро постигнет нас, вы отступили и от отческого предания и стали исповедовать нечестие. Горе вам, когда придет на вас суд Божий!»[42]

Слова Геннадия Схолария сбылись абсолютно буквально. А ему самому пришлось нести неимоверно тяжкий крест горького патриаршества – он стал первым православным патриархом плененного турками Константинополя.

Приближался роковой 1453 год. В апреле султан Мехмет [43], совсем еще мальчишка, такой же примерно, как нынешние стамбульские студенты-второкурсники, ему был 21 год, осадил Константинополь. Султан буквально бредил идеей захвата столицы ромеев. Его старшие наставники – визири, один из которых был тайным агентом Византии, – уговаривали его снять осаду: слишком опасно было бы воевать на два фронта – все были уверены, что с Запада вот-вот придут на помощь войска. Но султан оказался непослушным воспитанником.

А обещанной помощи из Европы, конечно же, так и не пришло[44].

К партии западников в Константинополе прибавилась еще и протурецкая партия. Как ни печально, но в среде политиков не было только настоящей византийской имперской партии.

Турецкую партию возглавил первый министр и адмирал мегадука Лука Натара [45]. Он во всеуслышание объявил, что «лучше увидеть в городе царствующей турецкую чалму, чем латинскую тиару». Скоро именно ему, первому министру, суждено было сполна испытать, что такое на самом деле «царствующая турецкая чалма». Когда султан Мехмет II захватил город, он среди общего грабежа и дикой резни решил поставить градоначальником именно Луку Натара. Но перед этим, узнав, что у него есть четырнадцатилетний сын необычайной красоты, потребовал его в свой гарем, состоявший из мальчиков. Когда потрясенный Нотара ответил отказом, султан приказал немедленно обезглавить и мальчика и самого мегадуку Луку.

Развязка неизбежно приближалась.

Стены Константинополя.

Ведущий. 29 мая 1453 года после многомесячной осады, сопровождавшейся героическим сопротивлением защитников города, туркам удалось прорваться на верхнюю стену. Защитники, испугавшись, обратились в бегство. Последний византийский император Константин Палеолог остался один, покинутый всеми. Держа в руках меч и щит, царь воскликнул: «Нет ли кого из христиан, чтобы снять с меня голову?» Но некому было ответить. Враги обступили его, и после недолгой схватки турок, который оказался сзади, убил самодержца ударом в спину [46].

Современный Стамбул. Улица города. Пение муэдзина.

Ведущий (идет по городу). Что еще добавить?.. Теперь здесь живет совершенно иной народ, царят иные законы, иные нравы. Византийское наследие, чужое для пришельцев, было либо разрушено, либо в корне изменено. Потомки тех греков, которые не были уничтожены завоевателями, на долгие столетия превратились в бесправных изгоев на своей земле.

Мстительная ненависть Запада к Византии и к ее преемникам, совершенно необъяснимая даже для них самих, на каком-то глубочайшем генетическом уровне, как это ни парадоксально, продолжается до сих пор. Без понимания этого поразительного, но несомненного факта, мы рискуем многого не понять не только в давно минувшей истории, но и в истории XX и даже XXI века[47].

В нашей стране до революции велись серьезные исследования Византии. Но из теоретических знаний не сделали должных выводов… В первое же десятилетие советской власти исследования по византологии были свернуты, а потом и официально запрещены. Больше того, на всякий случай большевики репрессировали всех остававшихся в России византологов, лишь немногие смогли убежать за границу [48].

Исследования по византологии в нашей стране были возобновлены в 1943 году решением на самом высоком государственном уровне, по личному указанию Сталина [49]. Казалось бы: 43-й год… что, не нашлось другого времени? Да нет, просто бывший семинарист Джугашвили наконец-то понял, у кого надо учиться истории.

А великий город [50], который так часто забывал отеческие древние законы, и которому за это не сохранили даже его имени, все еще способен на последнее свое служение: рассказать о небывалом величии и грандиозности падения великой империи [51].

Пение муэдзина над Стамбулом усиливается. В него вплетаются звуки русской зимней вьюги.

Мы снова у заснеженного русского храма.

Архимандрит Тихон (Шевкунов)

[1] Константинóполь (Новый Рим, рус. Царьград, совр. Стамбул) – столица Византийской империи. Город заложен императором Константином Великим в 324 г. на месте античного городка Визáнтий, на европейском берегу Мраморного моря, у входа в пролив Босфор. Торжественное освящение Константинополя, получившего официальное название Новый Рим и статус второй после Рима столицы империи, состоялось 11 мая 330 г. («день рождения города» в Византии праздновался как государственный и церковный праздник). Небесной покровительницей Константинополя считалась Пресвятая Богородица. В 413 г. при Феодосии II были построены новые крепостные стены, значительно увеличившие территорию города. В V–VI вв. население города с пригородами составляло от 250 тыс. до 1 млн человек. В 14 районах города находилось 5 дворцов, 14 церквей, 8 общественных и 153 частных бани, 4 форума, 4 портовых гавани, 52 обрамленных колоннадами проспекта и 322 улицы, 4388 домовладений (Codex Justinianus VIII.10.12). В огромном мегаполисе существовали системы водоснабжения, канализации, действовало уличное освещение, имелась пожарная охрана и полиция. В последующие века население Константинополя сократилось, но вплоть до 1204 г. он оставался одним из крупнейших городов мира.

[2] Византи́я – принятое в науке условное название поздней Римской империи со столицей в Константинополе, построенном в 330 г. на месте древнего г. Виза́нтий. Несмотря на то, что политический контроль над городом Римом был окончательно утрачен в VIII в., официально на протяжении всей своей истории (до 1453 г.) государство носило название Римской империи («Царство ромеев», лат. Imperium Romanorum). Самоназванием жителей было «римляне» (греч. «ромеи») или «христиане». В качестве начала «византийского» этапа истории империи учеными принимаются разные даты. В историографии важнейшим рубежом считается правление первого императора-христианина, строителя Нового Рима – Константинополя равноапостольного Константина Великого (император в 306–337 гг., в 312 г. овладел Римом, в 324 г. объединил всю империю – восточную и западную ее части). В IV–VI вв. империя неоднократно делилась на части (последний раз в 395 г.). В 476 г. Западная империя была упразднена, ее территории попали под власть варварских королевств, признававших верховный статус императора в Константинополе. При Юстиниане I (527–565) значительная часть утраченных территорий, в том числе Рим, была воссоединена с Восточной Римской империей. В VII в., истощив все свои силы в войне с Ираном, Византия утратила значительные области, захваченные арабами, германцами, славянами, болгарами и другими народами. Впоследствии государство неоднократно сжималось под натиском врагов, но вновь расширяло свои границы, возвращая себе статус доминирующей державы в восточном Средиземноморье. После захвата Константинополя крестоносцами в 1204 г. Византия распалась на несколько соперничавших государств. В 1261 г. Константинополь был освобожден, империя восстановлена. Окончательный политический упадок Византии произошел в XIV в. Государство, обескровленное гражданскими войнами, сокращалось под ударами молодого Османского султаната. 29 мая 1453 г. султан Мехмед II захватил Константинополь, Византийская империя прекратила существование.

[3] Общепризнано, что Византия унаследовала и долгое время сохраняла позднеантичные демократические институты, такие как избрание императора сенатом, армией и народом, публичность главы государства, развитая судебная система, основанная на кодифицированном римском праве, которое получило свое оформление именно в византийском законодательстве.

Византийское государство официально именовалось «общественным делом» (отголосок древнеримской res publica), казна делилась на «личную» (императорскую) и «народную», налоги собирались не как подати василевсу, а как гражданский сбор на общественные нужды. Ничего подобного не было в то время в Западной Европе. По словам академика Г.Г. Литаврина, «в Византии, в отличие от стран Запада, искони действовало писаное (римское) право, существовал открытый суд. Приговору предшествовало следствие с привлечением свидетелей. По закону этнические и социальные отличия не были поводом к смягчению или ужесточению наказания (сохранились документы об осуждении знатного лица за произвол в отношении крестьян). Женщины пользовались равными правами с мужчинами, все дети в семье имели равные права при наследовании. Суд защищал имущественные права вдовы и женщины в разводе. Вдовы получали налоговые льготы. Осужденный имел право апелляции к высшим инстанциям вплоть до прошений на имя императора. Существовало специальное ведомство по разбору жалоб. Имущественные сделки заверялись нотариально и находились под защитой закона… До XII века, пока Запад не разгромил Византию, это была самая культурная страна мира» (Antidoron. СПб., 2003. С. 21–22).

[4] Юстиниа́н I Великий (527–565) – византийский император; значительно расширил территорию империи, вернул в ее состав захваченные в V в. варварами Северную Африку, Италию с Римом и часть Испании. Корпус гражданского права (Corpus juris civilis) – наиболее полная и совершенная форма фиксации римского права. Составлен комиссией юристов по приказу Юстиниана I в 529–534 гг. Включает следующие части: 1) «Кодекс Юстиниана» (12 книг, содержащих более 4600 императорских указов II–V вв.); 2) «Дигесты» (в 150 000 параграфов, разделенных на 50 тематических книг, переработаны и упорядочены с целью достижения единства и непротиворечия ок. 3 млн параграфов имевших силу закона толкований римских юристов); 3) «Институции» (юридическое руководство). Законодательные акты, издававшиеся после публикации Корпуса, получили название «новелл» (более новых законов). Корпус Юстиниана был основой законодательства Византийской империи (в IX в. переведен на греческий язык). На основе его рецепции сформировалась система «романо-германского права», объединяющая правовые системы всех стран континентальной Европы.

[5] Образование в Византии совмещало греко-римскую школьную традицию и христианское воспитание; 10–12-летние мальчики и девочки учились читать и писать по Библии и поэмам Гомера. В V–VI вв. существовали многочисленные высшие учебные заведения, такие как основанный ок. 425 г. Константинопольский университет, училища в Афинах, Александрии, Антиохии, юридические школы в Константинополе и Бейруте. Светские науки изучались по античной греческой системе, предусматривавшей два уровня «энциклопедического образования»: тривиум (грамматика, риторика, диалектика) и квадривиум (арифметика, музыка, геометрия, астрономия); особо изучались право, медицина и другие прикладные дисциплины. Наиболее авторитетной наукой считалось христианское богословие. После временного упадка в VII–VIII вв. система образования начинает новый подъем: с середины IX в. при поддержке правительства действует университет в Магнаврской палате Большого дворца; под опекой государства на основе частного преподавания развивается среднее образования. На новый уровень образование вышло в XI–XII вв.: был преобразован Константинопольский университет (с юридическим и философским факультетами), открылись патриаршие школы при храмах Святой Софии и Святых Апостолов. В XII в. широко распространяются литературно-философские кружки, группировавшиеся обычно вокруг влиятельных аристократов (нередко – придворных дам). Грамотность в империи почти всегда оставалась на беспрецедентном для средневековья уровне, будучи распространена во всех слоях общества. В отличие от западноевропейских университетов, появляющихся с XIII в. как юридически самостоятельные корпорации, византийские высшие учебные заведения были государственными, с утвержденными штатами и высокими окладами профессоров; обучение в них было бесплатным.

[6] Святая Софи́я – центральный храм Константинополя; посвящен Христу – Премудрости Божией. Построен императором Юстинианом I в 537 г. на месте базилики, сгоревшей во время восстания «Ника» (532 г.). Архитекторы Анфемий из Тралл и Исидор из Милета разработали уникальную конструкцию здания – почти квадратную в плане (78 х 72 м) базилику, увенчанную гигантским куполом (31 м в диаметре), парившим на высоте около 50 м. На строительство было израсходовано 320 000 фунтов золота (более 100 т), что составляло примерно три годовых бюджета империи. Современный внешний облик храма отличается от первоначального. Храм выдержал десятки землетрясений. После завоевания турками Константинополя в 1453 г. храм был превращен в мечеть (Айя-Софья-джами), позднее к нему были добавлены четыре минарета, однако большинство внутренних росписей остались нетронутыми, т.к. были закрыты штукатуркой. В 1936 г. по декрету Ататюрка Айя-Софья была преобразована в музей, реставраторы открыли скрытые в течение многих веков фрески и мозаики.

[7] Империя (от лат. imperium – ‘власть’) – мировая держава, объединяющая различные региональные государства и народы, отличается полиэтничностью, наличием языка межнационального общения и доминирующей культурной традиции. Формы правления и государственного устройства могут варьироваться. Классическим примером империи является Римское государство, ко II в. до н.э. объединившее под своей властью значительные территории в Европе, Азии и Африке (Pax Romana – Римский мир). Собственно империей в историографии обычно называют период римской истории с единоличного правления Октавиана Августа (год победы Октавиана над Антонием, 30 г. до н.э., во многих древних календарях стал началом новой эры). Продолжением Римской империи Августа стала христианская Римская империя Константина (Византия), оформившаяся в IV–VII вв.

[8] Сами византийцы возраст своего государства отсчитывали или с эпохи Августа, или от основания Константинополя. В последнем случае Византия просуществовала 1123 года – с 330 по 1453-й.

[9] Римская великая держава (республика, а затем империя) просуществовала более 800 лет (с 1-й Самнитской войны до 476 г.). Османская империя – более 500 лет (с конца XIV в. по 1918 г.). Срок правления китайских династий, в том числе последней империи Цин, не превышал 320 лет (за исключением империи Хань, продержавшейся с перерывами 426 лет). Пик могущества колониальной Британии (Pax Britannica) длился около 150 лет (с начала XIX в. до 1947 г.). Российская империя формально существовала 196 лет (с 1721 по 1917 г.), фактически (включая Русское царство) – 370 лет. Австрийская (с 1867 г. Австро-Венгерская) империя исчезла через 114 лет (1804–1918 гг.).

[10] В эпоху своего расцвета в VI в. Восточная Римская империя (Византия) занимала территорию более 3 млн кв. км, раскинувшись на трех континентах. Территория, на которой находятся более десятка современных государств, отличалась разнообразием ландшафтов, имела богатые природные ресурсы и была плотно заселена. Здесь проживала ¹/₆ часть населения всего земного шара (более 30 млн человек), насчитывалось более 1000 городов. Для сравнения: в Российской Федерации в 2002 г. насчитывалось 1098 городов.

[11] В то время, когда короли франков из династии Меровингов ходили еще в домотканых рубахах и ездили на деревянных телегах, запряженных парой волов, византийский император под величественные звуки органа представал перед иностранными послами в тронном зале блестящего великолепием и изяществом дворца, самого большого из известных нам за всю мировую историю. Его территория примерно в десять раз превосходила размеры Московского Кремля.

В крупнейших западноевропейских городах раннего средневековья жило не более 20–30 тыс. человек; лишь в XIV в. население Парижа, Венеции, Флоренции и Генуи приблизилось к 100 тыс. (см., напр.: Самаркин В.В. Историческая география Западной Европы в средние века. М., 1976). В то же время в Константинополе в V–VI вв. проживало от 500 тыс. до 1 млн человек, в VIII–XIV вв. – до 400 тыс., в Фессалониках – от 50 до 200 тыс., многие города Византии насчитывали более 10 тыс. жителей.

[12] Современный французский историк Жак Ле Гофф замечает, что в штурме Константинополя «латиняне наконец-то утолили зависть и ненависть к византийцам».

[13] Добыча крестоносцев только во время захвата Константинополя в 1204 г. составила около 1 млн кёльнских марок, что эквивалентно почти 300 т серебра или 30 т золота (см.: Успенский Ф.И. История Византии. Т. II. С. 291). Бюджеты европейских государств на порядок уступали этой сумме. По данным Ф. Броделя, даже в конце XIV в. годовой бюджет Венеции составлял 1600 тыс. дукатов (5,4 т золота), Франции и Милана – ок. 1 млн, Англии – ок. 700 тыс., Флоренции – 600 тыс., Португалии – 400 тыс., Генуи – 250 тыс. дукатов).

[14] «В те три дня, когда рядовым крестоносцам было позволено грабить Константинополь, погибло огромное количество произведений искусства, были разорены библиотеки, уничтожались рукописи. Святая София была безжалостно разграблена. Современник событий Жоффруа Виллардуэн заметил: «Со времени сотворения мира никогда не было в одном городе захвачено столько добычи». Новгородская летопись останавливается особенно на описании ограбления церквей и монастырей. Упоминание о разгроме 1204 г. нашло свое место и в русских хронографах. Награбленная добыча была собрана и поделена между латинянами – светскими и духовными. После этого похода вся Западная Европа обогатилась вывезенными константинопольскими сокровищами, редкий западноевропейский храм не получил чего-либо из «священных останков» Константинополя. Большая часть этих реликвий, оказавшаяся в монастырях Франции, погибла во время Великой французской революции. Четыре бронзовых коня античной работы, служивших одним из лучших украшений константинопольского ипподрома, были увезены дожем Дандоло в Венецию, где они до сих пор украшают портал собора святого Марка» (см.: Васильев А.А. История Византии).

[15] В XII в. византийская торговля быстро попадает в руки иностранцев – сначала венецианцев, а затем пизанцев, ломбардцев и других итальянцев. Италия богатеет как на дрожжах. Именно в это время в Венеции начата перестройка собора святого Марка, а в Пизе появляется величественный храмовый комплекс со знаменитой падающей башней. Но все же Византия оставались необычайно богатой: по свидетельству еврейского купца Вениамина Тудельского, константинопольская таможня ежедневно собирала пошлин на 20 тыс. золотых монет (то есть в год более 7 млн монет – около 33 т золота или 400 т серебра). Даже после 1204 г., когда торговые потоки окончательно ушли в руки западных купцов, доход самого богатого европейского государства того времени – Венецианской республики – не мог идти в сравнение с Византией эпохи расцвета: в 1400 г. годовой бюджет Венеции составлял около 1,6 млн дукатов (5,4 т золота). Огромные финансовые средства, вывезенные крестоносцами, вскоре осели в руках частных лиц – банкиров и ростовщиков, которыми до XIII в. в основном были евреи. Позже окрепшие венецианские и другие итальянские финансисты вступили с ними в жестокую конкуренцию. В 1215 г. на IV Латеранском Соборе в Риме был принят ряд мер против евреев, в частности против еврейских ростовщиков. Кстати, тогда же появилась и пресловутая инквизиция.

[16] В XI в. Западная Европа была еще погружена в глубины «темных веков». Первые признаки подъема здесь появились в XII в., когда итальянские, а за ними и прочие купцы «присосались» к богатствам Византии и Ближнего Востока. В 1204 г. европейцы получили из разграбленной Византии невиданную, колоссальную «инвестицию», вызвавшую бум городской цивилизации. Так, в Германии в 1125 г. было всего 150 городов, а через 300 лет – уже около 3000. Но что это были за города? Крупнейшие из них насчитывали 20–30 тыс. жителей, большинство же не дотягивало до 10 тыс. Только после 1500 г., когда Византия уже сошла с исторической сцены, западноевропейские столицы – Париж, Венеция, Лондон, Неаполь – преодолели 100-тысячный рубеж. А полумиллионный Константинополь еще пару столетий не знал себе равных в Европе.

[17] «Золотая булла» (греч. «хрисовул», императорский указ с золотой печатью) – традиционное название договора с Венецией, подписанного в 1082 г. императором Алексеем I Комнином (1081–1118). Едва придя к власти, Алексей столкнулся с интервенцией итальянских норманнов, ставивших себе целью захват Константинополя, и решил призвал на помощь венецианский флот. Согласно договору венецианцы, «возлюбленнейшие друзья» империи, в обмен на военную помощь получали беспрецедентное право беспошлинной торговли на всей территории Византии. Венецианским купцам были открыты бесчисленные морские стоянки, склады и свободные от налогообложения зоны. Щедрые субсидии получали дож и патриарх Венеции. В Константинополе венецианцам был отдан целый квартал с лавками, мастерскими и тремя гаванями. Таможенным и финансовым чинам было запрещено досматривать их товары и брать с них пошлину, нарушитель подвергался крупному штрафу и в четырехкратном размере возмещал ущерб. В победе над норманнами венецианская помощь не сыграла решающего значения, зато в дальнейшем, при попытках императоров аннулировать их привилегии, венецианцы сами начинали войну с Византией. Пытаясь найти союзников против Венеции, Комнины не нашли ничего лучшего, как снова опереться на помощь Запада и даровать аналогичные привилегии купцам из Генуи и Пизы. В результате доходы от грандиозной транзитной торговли на Босфоре окончательно переместились из Константинополя в Италию. Через несколько лет безраздельное господство латинян вызвало вспышку жестокого насилия со стороны ограбленных византийцев: в 1181 г. произошла резня иностранцев в Константинополе. На волне народного движения к власти пришел Андроник Комнин. Он попытался приструнить прогнившую элиту и выдворил западных купцов, но сразу же столкнулся с военной интервенцией. Когда итальянские норманны, овладев Фессалониками, приближались к Константинополю, Андроник был свергнут и убит. Его преемник возобновил дружбу с венецианцами и начал выплачивать компенсацию за причиненный ущерб. А в 1203 г. венецианцы привезли под стены Константинополя нанятых ими крестоносцев.

[18] Роковая роль беспрецедентных привилегий, предоставленных Венеции в «Золотой булле» Алексея Комнина, общепризнанна в мировом византиноведении. Приведем слова крупнейшего французского византиниста Поля Лемерля: «В итоге венецианские купцы оказались в империи в более благоприятных условиях, чем византийские. Это было событие огромного значения. Оно означало для Византии отказ от огромных преимуществ, которыми она пользовалась, будучи посредником между Востоком и Западом, что, собственно, и обусловило ее экономическое могущество. С тех пор Венеция превратилась в государство, поставившее свои морские силы на службу коммерческим интересам. Удивительно сочетая цинизм, ловкость и последовательную политику, оно без зазрения совести в течение нескольких веков успешно проводило политику экономического империализма. Документ 1082 г. – это своего рода первопричина четвертого крестового похода». Для нас важно, что «деловое сотрудничество» даже с самыми близкими друзьями (каковыми византийцы считали в XI в. венецианцев) в определенных условиях может перерасти в настоящий грабеж. Трагедия Византии заключалась в том, что экономика, оказавшись тесно увязанной с политикой, была принесена в жертву последней. Предприимчивые «западные друзья» обрели себе покровителей среди византийской знати, а недовольство торгового и ремесленного люда никого не интересовало, пока дело не дошло до народных волнений и резни иностранцев. Вскоре затем последовал 1204 год. Вместо взаимовыгодного сотрудничества Византия и Запад пришли к непримиримой вражде.

[19] Взятие Константинополя участниками IV крестового похода стало переломным событием в истории Византийской империи. Запад в лице многих своих представителей, таких как Фридрих Барбаросса, Боэмунд Тарентский и им подобных, уже давно искал повод для захвата богатых византийских городов и земель. IV крестовый поход был организован по инициативе папы Иннокентия III в 1199 г. и первоначально направлялся против наследников султана Саладина, в 1187 г. захватившего Иерусалим. В 1201 г. вожди крестоносцев договорились с венецианцами о перевозке рыцарей в Египет или Сирию за 85 тыс. марок серебра. В августе того же года умер предводитель похода Тибо Шампанский и на его место был избран Бонифаций Монферратский, тесно связанный с «латинской партией» в Византии. Вскоре из Константинополя при помощи итальянцев бежал юный Алексей, сын императора Исаака II Ангела, свергнутого в 1195 г. своим братом Алексеем III. В ходе переговоров с участием папы Бонифация, немецкого короля Филиппа и венецианского дожа Энрика Дандоло было решено изменить маршрут похода и двинуть рыцарей на Константинополь под предлогом восстановления прав свергнутого императора. В благодарность Алексей обязывался подчинить Византию папе и выплатить 200 тыс. марок серебра. По пути в ноябре 1202 г. венецианцы с крестоносцами захватили г. Задар, принадлежавший венгерскому королю, участнику того же самого крестового похода. В наказание папа наложил на разбойников интердикт. Перезимовав в Задаре и едва не перебив друг друга из-за вспыхнувшей ссоры, венецианцы и крестоносцы вместе с присоединившимся к ним Алексеем направились в Константинополь. Не подозревавшим об интриге простым рыцарям объяснили, что это нужно, «чтобы пополнить запасы в богатой Греческой земле». В конце июня 1203 г. флот крестоносцев появился под стенами Константинополя, а 18 июля Алексей III, прихватив казну, бежал из столицы. Водворив на престоле Исаака II с сыном Алексеем IV, крестоносцы предъявили им счет. Но казна была пуста, а провинции не признали переворот и отказались платить налоги. Осенью, собрав все имевшиеся средства и переплавив на монету церковную утварь, императоры смогли заплатить половину долга – 100 тыс. марок. Бонифаций и Дандоло решили ждать остальных денег. В январе 1204 г. в Константинополе вспыхнуло восстание. Исаак II умер, Алексей IV был схвачен и казнен. Новый император Алексей V объявил войну крестоносцам. 31 марта вожди похода составили договор о разделе империи, а 1 апреля приступили к осаде Константинополя. После неудачного штурма 9 апреля возник пожар, уничтоживший две трети города. 12 апреля французы с венецианских кораблей ворвались на стены, защищавшие город со стороны моря, население охватила паника, император бежал. Итальянцы, французы, бельгийцы и немцы разграбили Константинополь.

[20] Олигáрхия (от греч. «власть немногих») – это немногочисленная (греч. «олигой») группа лиц, обладающих властью («архэ»). Аристотель так назвал один из типов государственного устройства. В наше время термин получил иное наполнение. Говорят о «финансовой олигархии» – узкой прослойке богатых людей, формально властью не обладающих, но фактически претендующих на контроль за политической жизнью. Конечно, империя не была олигархией в аристотелевском смысле. По политическому устройству типичной олигархией была Венецианская республика. Но в Византии существовали олигархи иного рода. В ходе усиливавшейся социальной дифференциации появилась и усилилась немногочисленная, но очень влиятельная группа богатых и влиятельных людей (иногда семей), стремившихся заполучить контроль над государством. В отличие от западной аристократии, чья власть была основана на феодальном праве, знатные византийцы (источники именуют их «динатами» – «сильными») не имели особых правовых привилегий. Источником их влияния было даже не богатство, а близость к трону: именно благодаря открывавшимся в этой сфере возможностям приходило к ним движимое и недвижимое имущество. В Византии господствовала частная собственность, но при этом существовало сильное государство. Проследить, где кончаются государственные и начинаются личные интересы того или иного министра и чиновника, было не под силу даже самой суровой инспекции. Время от времени императоры перетряхивали госаппарат, подвергая особо зарвавшихся сановников ссылкам и конфискациям. Но в XI в. процесс социального расслоения стал неуправляем. Население, составлявшее основу армии и налоговой системы, нищало, а «сильные» богатели и все настойчивей защищали свои интересы. Ослабевшее в период династических смут государство стало игрушкой в руках соперничавших группировок – столичной бюрократии и военных. Во взаимной борьбе они подорвали устои государства, и империя покатилась в пропасть.

После смерти Василия II бесконтрольное усиление влиятельных и богатых семейств, тесно связанных с государственным аппаратом, привело к фактической олигархизации страны. Борьба кланов за влияние и доступ к выгодным должностям привела к ослаблению центральной власти, обнищанию крестьянства, развалу армии и экономическому кризису.

[21] С 1025 по 1081 г. на византийском престоле сменились: Константин VIII, Роман III, Михаил IV, Михаил V, Зоя и Феодора, Константин IX, Феодора, Михаил VI, Исаак I, Константин X, Евдокия Дукена с сыновьями, Роман IV, Михаил VII, Никифор III – итого 14 правителей за 56 лет, в среднем по четыре года каждый.

[22] Василий II – византийский император (975–1025). Родившиеся во дворце сыновья Романа II, малолетние Василий и Константин, формально стали императорами после смерти своего отца в 963 г. Но до 975 г. власть находилась в руках их соправителей-опекунов, выдвинувшихся из военной знати, – Никифора II Фоки, а затем Иоанна I Цимисхия. Едва 19-летний Василий взял бразды правления в свои руки (брат его предпочел отойти от государственных дел), ему пришлось столкнуться с военным мятежом. Варда Склир, родственник Цимисхия, во главе восточной армии двинулся на Константинополь. Другой генерал, Варда Фока, выпущенный из тюрьмы, где он сидел за такое же восстание при Цимисхии, сумел разбить Склира (979). Но вскоре неудача Василия, разгромленного болгарами, вызвала возмущение высокопоставленных военных. Варда Фока был провозглашен императором (987), Склир, вернувшись из Багдада, пытался договориться с ним о разделе власти, но был посажен под арест. С помощью отряда, присланного русским князем Владимиром, войска Фоки были разбиты. В благодарность Василию пришлось пойти на небывалую уступку: отдать свою единственную сестру, багрянородную царевну Анну, в жены «северному варвару». Условием брачного союза было принятие Владимиром христианства. Во внутренней политике Василий II проводил неуклонную линию на ослабление «динатов» и провинциальных магнатов. Во внешней – укрепив дисциплину в армии, добился решительных побед над всеми врагами империи. Большим успехом Василия стало завершение затяжной болгарской войны, снискавшее ему в истории прозвище Болгаробойцы. Впрочем, этот эпитет появляется только через 150 лет после смерти императора в воинственной речи одного из придворных панегиристов. Американский исследователь Пол Стефенсон, анализируя источники, приходит к выводу, что общепринятые представления о Василии как о грозном завоевателе Болгарии – продукт исторического мифотворчества (см.: Stephenson P. The Legend of Basil the Bulgar-Slayer. Cambridge, 2003). Известный эпизод с ослеплением и освобождением 15 тыс. пленных болгар в 1014 г., вид которых будто бы свел в могилу болгарского царя Самуила, носит черты типичной народной легенды. Впоследствии он играл чисто пропагандистскую роль, например, во время греко-болгарских конфликтов начала XX в.

[23] Владимир Святой (в крещении Василий) – киевский князь (979–1015), креститель Руси. В 988 г. заключил договор с императором Василием II, по которому в обмен на военную помощь получал в жены сестру императора Анну. Условием для брака было крещение русского князя, за которым последовало и крещение всего народа. Присланный в Византию русский корпус сыграл решающую роль в победе Василия II над мятежниками и стал главной ударной силой византийской армии, он победоносно сражался в Италии и Болгарии, Армении и Сирии.

[24] Евстáфий Малеи́н, один из богатейших византийских магнатов X в., носил высокий титул магистра. В 976 г. помог Василию II подавить мятеж Варды Склира, но впоследствии из-за обиды на императора выдвинул своего претендента на престол. В августе 987 г. в поместье Малеина группа знати, недовольная Василием, провозгласила императором военачальника Варду Фоку. После гибели Фоки Евстафий поспешил пригласить Василия II в свое имение в одной из восточных провинций и предоставил щедрое снабжение сопровождавшей его армии. Пораженный таким роскошным приемом, император отправил магната на другой конец империи, в Константинополь, где поместил под надзор и приказал обильно кормить и поить. Огромное имущество Евстафия после его кончины было национализировано (см.: Иоанн Скилица. Обозрение историй. Василий и Константин. Гл. 21).

[25] О восстании Склира и его примирении с Василием II см.: Михаил Пселл. Хронография. I, 28.

[26] Накопления казны составляли своего рода «стабилизационный фонд», собиравшийся некоторыми императорами за счет умелой внутренней и внешней политики. Сущность такого государственного резерва состоит в том, что за счет избыточных доходов создается финансовый резерв, изъятый из государственного бюджета и предназначенный «на черный день». В Византии время от времени создавались подобные накопления государственной казны, имевшие именно такое происхождение и предназначение. Называть их можно как угодно – модернизация термина просто облегчает восприятие исторических реалий. Важно, какова была судьба таких накоплений. Получив в наследство огромные средства, некоторые императоры пускали их на крупные государственные проекты. Так на деньги, накопленные Анастасием, Юстиниан Великий воздвиг Святую Софию. Другой известный государственный резерв был собран Василием II. По свидетельству историка Михаила Пселла, этот император «перекрыл каналы, через которые утекали поступавшие в казну деньги, никому ничего не раздавал, к старым сокровищам прибавляя новые, и потому приумножил богатства государства». В начале своего правления, найдя в казне 10 тыс. фунтов золота, Василий II оставил после себя «золотой запас», размер которого Пселл определяет в 200 тыс. «талантов», то есть фунтов (Хронография. I, 31), что эквивалентно 67 т чистого золота. Это была сумма, сопоставимая с годовым государственным бюджетом того времени. Но, в отличие от текущих доходов и расходов, накопления казны рассматривались как особый резерв для решения экстраординарных задач. На что же были они потрачены? Брат и преемник Василия Константин VIII, «как человек нрава мягкого, с душой, падкой до всяческих удовольствий, найдя казну полной денег, дал волю своим наклонностям и предался наслаждениям» (Хронография. II, 1).

Когда же действительно наступали тяжелые времена, никакие накопления не могли сдержать опустошение казны. Заметим, кстати, что основной целью современного российского «стабфонда» декларируется борьба с инфляцией. Между прочим, в Византии имелся свой весьма впечатляющий инфляционный опыт, который также требует изучения.

[27] Михаил Пселл. История. VII.1 (Михаил VI и Исаак I), 53.

[28] Виссариóн Никейский – ученый, политик (ок. 1403–1472). Родился в Трапезунде. Учился на родине, затем в Константинополе и Мистре (на Пелопоннесе). В 1423 г. принял монашеский постриг. Был учеником ритора Мануила Хрисококка, а затем Георгия Гемиста Плифона. Под влиянием последнего стал убежденным латинофилом. Вошел в ближайшее окружение Иоанна VIII Палеолога, выполнял его дипломатические поручения, активно готовил заключение унии с Римом. В 1436 г. стал игуменом, вскоре по воле императора получил сан митрополита и одну из самых почетных кафедр – в Никее. В 1438–1439 гг. возглавлял латинофильскую партию византийской делегации на Ферраро-Флорентийском Соборе, был главным противником святого Марка Эфесского. Войдя в полное доверие к императору, вел тайные переговоры с папой, получив от последнего крупную сумму денег, а также обещание сана кардинала и солидного денежного содержания. Виссарион Никейский принудил большинство греческой делегации капитулировать перед всеми требованиями папы. Его основной довод был прост: потомки не простят за упущенный шанс, который дает для спасения родины уния с Римом и союз Западом. Уния была заключена. В обмен Византия получила эфемерные обещания папы похлопотать о помощи европейских государств в случае турецкого нападения. После возвращения греческой делегации в Константинополь в народе и духовенстве возникло возмущение против унии. В этих обстоятельствах Виссарион счел за благо эмигрировать в Италию, где получил обещанную кардинальскую шапку и значительные денежные средства. Пару раз он был близок к тому, чтобы выиграть выборы и стать Римским папой. Из Рима Виссарион активно поддерживал униатскую партию в Константинополе. После падения Константинополя он безрезультатно хлопотал об организации похода на турок. В 1463 г. Виссарион получил от папы титул патриарха Константинопольского, став преемником кардинала Исидора, бывшего митрополита Киевского. В своем окружном послании он объявил, что падение империи стало следствием отпадения греков от Католической Церкви. Продолжая дело Исидора по привлечению к унии Русской Церкви, Виссарион организовал брак московского великого князя Ивана III с католичкой Зоей Палеолог, племянницей последнего византийского императора. Но здесь хитроумный политик серьезно просчитался: Зоя перешла в Православие с именем София, а двуглавый орел Палеологов стал на многие века гербом православной России.

[29] Понятие национальности отсутствовало в византийском лексиконе. Жители империи называли себя «римлянами» (греч. «ромеи») и «христианами». Понятие «человек племени» (греч. «этникос») обозначало, по библейской традиции, представителя другой нации и религии (отсюда русское «язычник», буквально «человек, говорящий на другом языке»). Слово «эллин» (грек) в ранне- и средневизантийскую эпоху имело религиозное значение – приверженец политеизма, язычник; лишь в XII–XIII вв. оно постепенно возвращает свое исконное этническое значение и в XIV в. начинает конкурировать с термином «ромей» за право обозначать жителя империи. Процессы этнической консолидации, осложнявшиеся конфессиональным обособлением отдельных групп населения, играли роковую роль в дезинтеграции империи. Так, в V в. «племенные» германские королевства расчленили Западную империю, а в VII в. сирийское, коптское и армянское население Востока империи, обособившиеся как от грекоязычной византийской культуры, так и от официальной Православной Церкви, почти без сопротивления признало власть исламского халифата, предоставившего им религиозную автономию. В XIII–XV вв. этнические конфликты омрачали отношения единоверных православных народов Балканского полуострова и мешали их консолидации перед лицом турецкой опасности.

[30] Константин VII Багрянородный – византийский император (945–959), автор сочинений «Об управлении империей» и «О церемониях византийского двора». Вел переговоры с русской княгиней равноапостольной Ольгой, принявшей крещение во время визита в Константинополь.

[31] Пли́фон (Георгий Геми́ст) – византийский ученый, философ, общественный деятель (ок. 1360–1452). О первых 50 годах его жизни почти ничего не известно. Согласно некоторым сведениям, в молодости учился у иудея-каббалиста. Впоследствии в сочинениях Плифона проявились многочисленные черты гностицизма и элементы восточной мистики. Будучи поклонником философии Платона, активно полемизировал с идеями Аристотеля, на которых во многом основывалась христианская философия Востока и Запада. Ок. 1410 г. императором Мануилом II по обвинению в ереси и язычестве был сослан из столицы в г. Мистру на Пелопоннесе, где открыл свою школу. В Мистре Плифон разработал утопический проект общественного переустройства, в основе которого лежала неоязыческая вера. Для воплощения своих идей в жизнь создал тайное космополитическое общество, одним из пунктов программы которого была борьба с Церковью. Один из членов общества был осужден за осквернение могил и убийство двух афонских монахов. Учениками Плифона были многие представители поздневизантийской интеллектуальной элиты, отличавшиеся подчеркнутыми прозападными симпатиями, в том числе знаменитый ренегат Виссарион Никейский. Несмотря на свои языческие взгляды, Плифон участвовал в работе Ферраро-Флорентийского Собора, сыграв не до конца проясненную закулисную роль. Во время поездки в Италию философ установил контакты с представителями местных интеллектуальных кругов, в которых было популярно учение Платона и неоязычество. Благодаря влиянию личности и идей Плифона во Флоренции Козимо де Медичи открыл Платоновскую академию.

[32] Согласно концепции британского историка сэра Димитрия Оболенского, в X–XII вв. сформировалось «византийское содружества» разных народов под реальным или символическим политическим главенством империи. Одним из его важнейших членов была Русь, входившая в церковную структуру Константинопольского патриархата. Впоследствии попытки насильственной эллинизации и злоупотребления чиновников вызывали сопротивление армян, славян и других включенных в империю народов. Окончательный распад «содружества» произошел на фоне военно-политического нажима со стороны Запада. Во 2-й половине XII в. болгары отделились от империи и сразу же начали переговоры о вступлении в семью европейских народов. А в 1204 г., уже после взятия латинянами Константинополя, болгарский правитель Калоян получил от папы знаки королевского достоинства, а глава Болгарской Церкви стал католическим примасом; папа даже послал Калояну знамя «для войны с теми, кто устами чтут крест, сердцем же далеки от него», – то есть с православными византийцами.

В годы латинской оккупации Константинополя завершили свою политическую эмансипацию и сербы: в 1217 г. их правитель Стефан Первовенчанный получил от папы королевскую корону. Так окончательно развалилось то «византийское содружество» православных народов, которое худо-бедно просуществовало более 300 лет.

Однако планировавшаяся церковная уния так и не состоялась, так как болгарский и сербский народы продемонстрировали глубокую преданность Православию. Тем не менее, в XIII–XV вв. греки (византийцы), болгары и сербы выступали как политические соперники, что сыграло решающую роль в их порабощении османами. Нет ничего плохого в том, что сербы и болгары обрели собственную государственность. Беда лишь в том, что с тех пор между ними и византийскими греками, сумевшими возродить свою империю, вспыхнула непримиримая рознь и вражда, фатальным образом сказавшаяся на судьбах балканских государств. Во многом сами византийцы-греки притеснениями, дискриминацией и гордыней оттолкнули от себя братские православные народы.

[33] Эпáрх Константинополя – столичный градоначальник, занимавший одну из высших ступеней в имперской чиновничьей иерархии. Эта должность (лат. «префект города») введена Константином Великим. Эпарх обладал высшей судебной властью в Константинополе и его округе в радиусе 100 миль, отвечал за общественный порядок, организацию публичных мероприятий и красоту внешнего облика столицы. Одним из императорских указов, изданных на имя эпарха, запрещалось строительство домов, заслоняющих соседям вид на море, а также зданий высотой более 100 футов (31 м) (Codex Justinianus. VIII.10.12). Под надзором эпарха находились торговля и ремесло: он устанавливал «справедливые» цены, следил за качеством товаров и услуг, пресекал спекуляцию (см.: Византийская книга эпарха. М., 1962).

[34] Первые образцы органов появились в эллинистическую эпоху (III в. до н.э.). В Византии был изобретен пневматический (сильфонный) орган. Инструмент широко применялся в придворном церемониале, но в церковный обиход был введен лишь в византийской Италии (с VII в.). В Византии изготавливались многочисленные разновидности органов, в том числе музыкальные автоматы, имитировавшие птиц и зверей. Большие и сложные инструменты служили предметом гордости византийцев и использовались в качестве дипломатических даров западным правителям; так, в 757 г. орган был подарен франкскому королю Пипину Короткому. В IX в. несколько органов было завезено во Францию, что положило начало их распространению по всей Западной Европе.

[35] Втор. 30: 19.

[36] Реформа армии в Византии началась во 2-й половине X в. Тогда стало ясно, что обычные воины-стратиоты больше не могут быть ядром армии, был взят курс на создание бронированной конницы – катафрактов. Но сразу же встал вопрос: кто будет оплачивать этот весьма дорогой род войск? На Западе все было просто: рыцарь был частью феодальной структуры и «кормился» за счет принадлежавших ему бесправных крестьян. Так в Византии возникла дилемма: формировать ли армию за счет государственных средств, повысив налоги, или допустить создание своей «феодальной аристократии», отдав ей на откуп разорявшихся земледельцев. Василий II копил деньги не для своего удовольствия: его мечтой было создание профессиональной византийской армии нового типа. Но в итоге пошли по второму пути, и уже к XII веку византийские граждане расслоились на неимущих крестьян-пáриков и владевших ими аристократов-динатов – феодалов «на государственной службе». Подобно западным феодалам, они постепенно «приватизировали» государство, и у центральной власти не оказалось сил противостоять этому гибельному для страны процессу.

Что же касается армии, то здесь похвастать было нечем… Ученые горячо спорят о том, почему византийская армия, в начале XI в. внушавшая страх всем окрестным народам, к концу этого века утратила боеспособность.

В то же самое время на Западе произошел бурный расцвет бронированной кавалерии – рыцарства. Не вдаваясь в подробности, отметим главное. В основе формирования войска лежит социальный фактор. Индивидуализм и граничащая с безрассудством отвага западноевропейских рыцарей опирались на сложный комплекс правил и норм, сформировавшихся в условиях разложения государственных институтов. Длившаяся на Западе веками «война всех против всех» сделала военных («людей меча») единственным благородным сословием и даже привела к освящению их ремесла со стороны духовенства. Отсюда немыслимая для православных христиан идея отпущения грехов в награду за войну во имя Христа. Византия в этом смысле оставалась нормальным христианским обществом, в котором любое убийство считалось грехом, а война признавалась злом, пусть и необходимым.

Империя вела почти непрерывные войны, византийское общество было сильно милитаризировано – но культа силы и буйной удали не сложилось. Обычные люди предпочитали мирный труд, а славу и почет стяжали подвигами не на войне, а на поле духовной брани. В нищей и дикой Европе только с мечом в руке можно было добиться более или менее достойной жизни, основная же масса населения влачила бесправное и голодное существование. В процветающей Византии даже обычные крестьяне были полноправными гражданами и получали доход, который и не снился их западным собратьям. Это объясняет, почему все попытки императоров создать «государственное рыцарство» потерпели фиаско. Как невозможно уподобить нормального человека презирающему смерть фанатику, так и законопослушным и миролюбивым византийцам не удалось сравняться в храбрости с головорезами из Франции, Англии или Германии, с детства орудующими мечом и копьем. Впрочем, у византийских полководцев были свои козыри: армейская дисциплина, военное искусство и дипломатия. Но когда на смену народному ополчению пришли наемники, а в среду военачальников проникли зависть, продажность и предательство, империя рухнула. Этот опыт тоже полезно изучить.

[37] К примеру, во время штурма Константинополя крестоносцами в 1204 г. состоявшая из иностранцев императорская гвардия стояла в центре города в боевом строю и… требовала от императора денег. Денег не оказалось – город был взят. Другой пример – каталонская смута. Чтобы избавиться от турок, грабивших Малую Азию, в 1304 г. император пригласил наемников из Каталонии. Те прогнали турок, но потребовали огромную плату за свои услуги. В ссоре с другими наемниками, аланами, их предводитель Рожер де Флер погиб, и каталонцы в отместку целых 10 лет беспощадно опустошали византийские владения.

[38] Хотя самоубийства не были распространены в Византии так, как это было на закате античной цивилизации, но показательно, что в христианском государстве стали появляться мыслители, подобные Плифону, который развивал любопытную теорию, возвышающую самоубийство как проявление… божественной природы! Человек, по мысли Плифона, тем и отличается от животного, что может покончить жизнь самоубийством, это роднит его с божеством, ибо самоубийца свое смертное начало уничтожает с помощью присущей ему бессмертной субстанции (см.: Медведев И.П. Византийский гуманизм. СПб., 1997. С. 201). Несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством известный антипаламит Никифор Григора.

[39] Данные о 150 представителях византийской интеллектуальной среды с 1371 по 1453 г. дают любопытную картину. 60 родились в провинции; 36 работали в Константинополе, 34 – в провинции; 28 человек жили в Италии, 10 бывали и в других странах; 17 сменили вероисповедание, из них 10 служили при папском дворе; 12 человек преподавали в Византии, 22 – на Западе; 16 человек участвовали в дипломатических миссиях, 12 служили при дворе. Только 24 человека принадлежали к старой родовой аристократии, большинство же были выходцы из социальных низов (торговцы, ремесленники) и выдвинулись благодаря собственным заслугам и образованию. Средняя продолжительность жизни интеллектуала составляла 72 года – намного выше, чем в целом по стране. Казалось бы, все вполне традиционно для Византии. Но обращает на себя внимание негативное отношение интеллектуалов к семье: лишь 25 человек из 150 вступили в брак; из остальных 42 стали монахами, большинство же предпочло не обременять себя ни монашескими обетами, ни хлопотами семейной жизни (см.: Кущ Т.В. Византийская интеллектуальная среда (конец XIV – XV в.): Опыт характеристики // Античная древность и средние века. 1998. Вып. 29. С. 122–138).

[40] Новая уния была подписана на Ферраро-Флорентийском Соборе в 1439 г. Подписавший ее от имени Русской Православной Церкви митрополит Исидор по возвращении в Москву был посажен князем Василием Дмитриевичем в тюрьму как отступник от Православия. Бежав из заключения, он активно агитировал в пользу унии, получил от папы сан кардинала и титул Константинопольского патриарха (1459–1463). Во время осады 1453 г. в Константинополе не было православного патриарха, а в Святой Софии служили униатские священники. Униатами, к сожалению, были и оба последних византийских императора.

[41] Дука. История. 36, 2.

[42] Там же. 36, 3.

[43] Мехмéд II – османский султан (1444–1446, 1451–1481). После разгрома в 1402 г. при Анкаре армии Баязида I войсками Тимура Османская империя вступила в тяжелейший кризис. Государство раздирали междоусобицы и гражданские войны, в нескольких провинциях вспыхнули крупные народные восстания. Но решительные меры по укреплению центральной власти и аппарата управления, предпринятые при отце Мехмеда, Мураде II, позволили Османскому государству преодолеть кризис. Весной 1453 г. Мехмед приступил к достижению главной цели «священной войны» – взятию Константинополя. Несмотря на почти десятикратное превосходство сил, войскам Мехмеда пришлось осаждать город в течение 50 дней. Защитники города до конца исполнили свой долг, отбив несколько штурмов. Турки боялись, что европейцы придут на помощь Константинополю – угроза удара в тыл могла привести к непредсказуемым последствиям. Но 20-летний Мехмед был упорен и честолюбив, ему не давали покоя слова, сказанные, по преданию, самим Мухаммедом: «Прекрасен вождь, который овладеет Прекрасным городом, и прекрасно воинство его». Кроме того, султан знал, что европейские политики заботятся лишь о своих интересах.

Вскоре после захвата столицы империи были поглощены остатки византийских владений. Затем наступила очередь Сербии (1459), Трапезунда (1461), Боснии (1464). Итальянские морские республики безуспешно пытались отстоять свое господствующее положение в бассейне Черного моря и восточном Средиземноморье: турки отобрали у Венеции острова Эгейского моря, а у Генуи – Хиос, Лесбос и крымскую Кафу (современная Феодосия). Наконец турецкие войска высадились в самой Италии, захватив г. Отранто, и только смерть Мехмеда помешала им двинуться на Рим. За три десятилетия правления Мехмеда II, получившего титул Фатих (Завоеватель), Османское государство превратилось в могущественную империю, наводившую страх на всех своих соседей.

[44] Георгий Сфрандзи, занимавшийся по поручению Константина XI переговорами о военной помощи, после падения Константинополя с горечью писал о том, что сербы, валахи и грузины не пришли на помощь, а западные союзники взяли у императора Константина города и земли в обмен на обещанную военную помощь, но безжалостно обманули… «А блаженной памяти господин мой василевс чего не сделал тайно и явно, чтобы защитить свой дом и христиан, а не свою жизнь! Разве замышлял он, если что-нибудь случится, бежать, хотя это было возможно и легко? Ведь кто знал из всех остальных, кроме Иоанна Кантакузина и меня, что Янко (венгерский полководец Янош Хуньяди) заранее просил, чтобы он отдал ему в подчинение Силимврию или Месемврию и чтобы там находились многие из его людей, и тогда во время войны с турками он будет им врагом и помощником городу? И когда началась война, ему была отдана Месемврия. И мною был написан хрисовул, и зять Феодосия Кипрского, сын Михаила, его ему доставил. Кто знал о требовании каталонского короля отдать ему Лемнос, и тогда он всегда будет против турок на море и на стороне Константинополя, если понадобится помощь? И это было сделано. Кто знал, сколько василевс дал обещаний и послал денег на Хиос через Галату, чтобы оттуда прислали людей? И они не прислали».

[45] Лукá Нотарá – византийский политический деятель, в 1449–1453 гг. великий дука, или мегадука (главнокомандующий флотом империи), родственник (по жене) правящей династии Палеологов. Выполнял важные дипломатические поручения Иоанна VIII и Константина XI, некоторое время возглавлял правительство. Одновременно вел бизнес с итальянскими компаниями, хранил деньги в итальянских банках, был гражданином Венеции и Генуи. При этом был противником церковной унии с Римом. Как пишет проуниатски настроенный византийский историк, когда к Константинополю подступило турецкое войско и жители стали сетовать, что город не был отдан в руки латинян, Лука Нотара якобы сказал: «Лучше увидеть среди города царствующую турецкую чалму, чем латинскую шляпу» (Дука. История. 37, 10; ср. 39, 19). Во время осады мегадука, командовавший одним из ключевых участков обороны города, был обвинен в измене, но сумел оправдаться перед императором. После взятия Константинополя турками Нотара был благосклонно принят Мехмедом II и даже получил пост губернатора. Однако вскоре он навлек гнев султана и был казнен вместе с сыновьями. По утверждению того же историка Дуки, причиной этого стал отказ Нотары выдать своего сына начальнику евнухов (40, 6).

[46] См.: Дука. История. 39, 13.

[47] Византинист, член-корреспондент РАН И.П. Медведев во время недавнего отмечания печальной годовщины 1204 г. заметил, что «это знаковое событие из средневековой истории напрашивается на сопоставление с некоторыми событиями из современной международной жизни, фактически являясь неким их средневековым аналогом, а может быть даже и прототипом». Обсуждая поведение на международной арене США и их союзников (в частности, их действия в Ираке и Югославии), ученый отметил ряд поразительных аналогий: «Налицо и тогда и сейчас манипулирование высшими соображениями: тогда – судьбами христианства вообще и Гроба Господня в частности, сейчас – угрозой идеалам демократии вообще и конкретными нарушениями прав человека в частности; и тогда и сейчас стремление воспользоваться конкретной ситуаций, представившимся поводом: тогда – возней всех этих Алексеев (включая Алексея V Мурзуфла) вокруг константинопольского престола, сопровождавшейся убийствами и выкалыванием глаз, сейчас – расправами “диктаторов” с населением и бряцанием “оружием массового уничтожения” (к тому же, как оказалось, мифическим); и, наконец (last but not least!), преследование и тогда и сейчас своих весьма корыстных и далеких от обозначенных идеалов целей (истинная побудительная причина действий?): тогда – элементарный дележ добычи в виде территорий и имущества (вспомним хотя бы восхищенно-удовлетворенное восклицание Жоффруа де Виллардуэна в его “Взятии Константинополя”: “С тех пор, как стоит мир, не было столько захвачено ни в одном городе!” – LV, 250), сейчас (по крайней мере, так утверждают, кажется, эксперты) – богатейшие нефтяные месторождения в Ираке». (Медведев И.П. Завоевание Константинополя крестоносцами в 1204 г. как средневековый аналог событиям из современной международной жизни // Византия и Запад: (950-летие схизмы Христианской Церкви, 800-летие захвата Константинополя крестоносцами): Тезисы докладов XVII Всероссийской научной сессии византинистов. М.: ИВИ РАН, 2004. С. 123–124).

[48] До сих пор трагическая история русской науки после 1917 г. известна далеко не полно. Биографии многих ученых обрываются неизвестностью, и лишь кропотливое изучение архивов позволяет пролить свет на их судьбы. Византиноведение, тесно связанное с церковной историей, не могло не вызвать отторжения у атеистической советской власти. Единственным сдерживающим фактором была здесь мировая известность отечественных ученых, хотя и она не спасала от преследований. Среди погибших византинистов – всемирно известный специалист по церковному праву академик В.Н. Бенешевич (аресты в 1922, 1928, 1930 и 1937 гг., расстрелян в январе 1938 г. с сыновьями и братом), священник Димитрий Лебедев (расстрелян в 1937 г. на Бутовском полигоне, в 2000 г. канонизирован). Подвергались арестам Г.Ф. Церетели (1919, 1931, 1938), В.Е. Вальденберг (1928), М.А. Шангин (1928), Н.П. Лихачев (1930), М.Н. Крашенинников (1930), А.И. Бриллиантов (1930), Ф.И. Шмит (1933), И.И. Соколов (1933). Эмигрировавшие ученые внесли значительный вклад в развитие византиноведения за рубежом (Н.П. Кондаков в Чехословакии, М.Г. Попруженко в Болгарии, А.А. Васильев в США). Остававшийся в СССР в почете академик Ф.И. Успенский был обречен на бездействие, а после его кончины (1928), в годы триумфа печально известной «исторической школы М.Н. Покровского», исследования по византиноведению были свернуты.

[49] Первые планы по восстановлению византиноведения в СССР разрабатывались с конца 30-х гг. В 1939 г. возникает неформальная Группа византиноведения при Ленинградском отделении Института истории АН СССР, готовится к изданию «Византийский сборник». Но только в годы Великой Отечественной войны византиноведение неожиданно становится объектом государственной опеки на высшем уровне. В ноябре 1943 г. (вскоре после эпохальной встречи И.В. Сталина с русским духовенством) в Москве формируется объединенная Группа византиноведения Института истории АН СССР во главе с академиком Е.А. Косминским. С 1944 г. регулярно проводятся Византийские сессии Отделения истории и философии АН СССР. В 1945 г. открывается кафедра византиноведения на историческом факультете ЛГУ. В 1947 г. возобновляется выпуск «Византийского временника». «Генезис византийского феодализма и славянство, византийское феодальное поместье, феодализм и гибель Византийской империи – вот темы, отраженные в перспективном плане АН СССР в области исторической науки», – говорилось в передовой статье (ВВ. Т. 1 (26). С. 5).

[50] Столицу империи неоднократно осаждали враги: авары в 626 г., арабы в 674–678 и 717–718 гг., русь в 860 г., крестоносцы в 1203–1204 гг., турки в 1394–1402, 1411, 1422 и 1453 гг. Дважды, в 1204 и 1453 г., город был взят штурмом. С 1453 по 1923 г. здесь была столица Османской (с 1918 г. республиканской) Турции. В 1930 г. турецкое правительство запретило официально употреблять название Константинополь, оставив лишь турецкий вариант имени города – Истанбул (искаженное греческое «ис-тин-бóли» – «в город»).

[51] Рекомендуемая литература по Византии:

Васильев А.А. История Византийской империи. В 2-х т.СПб., 1998.

Васильевский В.Г. Труды. В 4-х т. СПб.; Пг.; Л., 1908–1930.

Византийская империя // Православная энциклопедия. М., 2004. Т. VIII. С. 125–359.

История Византии. В 3-х т. / Отв. ред. акад. С.Д. Сказкин. М., 1967.

Каждан А.П. Византийская культура (Х–ХII вв.). СПб., 1998.

Карпов С.П. Латинская Романия. СПб., 2000.

Колпакова Г.С. Искусство Византии. В 2-х кн. СПб., 2004.

Кулаковский Ю.А. История Византии (395–717 гг.). СПб., 1996.

Культура Византии. В 3-х кн. / Отв. ред. З.В. Удальцова, Г.Г. Литаврин. М., 1984, 1989, 1991.

Литаврин Г.Г. Как жили византийцы. СПб., 1999.

Медведев И.П. Византийский гуманизм XIV–XV вв. СПб., 1997.

Оболенский Д. Византийское содружество наций: Шесть византийских портретов. М., 1998.

Рансимен С. Падение Константинополя в 1453 году. М., 1983.

Скабаланович Н.А. Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина. В 2-х кн. СПб., 2004.

Соколов Н.П. Образование Венецианской колониальной империи. Саратов, 1963.

Успенский Ф.И. История Византийской империи. В 3-х т. М., 1996–1997.

Ostrogorsky G. Byzantinische Geschichte, 324–1453. München, 1990.

The Oxford Dictionary of Byzantium / A. Kazhdan, A.-M. Talbot e.a. Washington; New York; Oxford, 1991. 3 vol.

См. также переводы византийских историков в сериях «Древнейшие источники по истории Восточной Европы» (Москва), «Византийская библиотека» (СПб.), «Византийская историческая библиотека» (Рязань), на сайте «Восточная литература».

http://www.pravoslavie.ru/feeder/ostrom.ru/ostrom_article_design.php?id=1